Мы принимаем на работу людей из социально незащищенных групп. Наша программа трудоустройства даёт возможность поработать тем, кто в силу обстоятельств, вероятно, никогда не получит такого шанса в другом месте. Почему это важно? Познакомьтесь с Катей. Катя работает в Charity Shop и живёт на настоящем острове. Журналист Мария Лекух и фотограф Максим Мармур провели несколько дней с Катей и её мамой, послушали их истории и поговорили обо всём, что волнует.
***
Когда твоему ребёнку навсегда 12, тебе всегда будет около 35. У тебя не случится традиционной для подростков жестокой битвы за независимость, твоего ребёнка не касаются ЕГЭ, не будет выпускного, ты не увидишь на кухне пугающего чужака, который теперь может тут сидеть, потому что «мама и папа, мы теперь вместе». Всё, что радует и пугает обычных родителей закрыто для тебя, если твоему ребенку навсегда 12 лет.
На первый взгляд девочке напротив меня лет пятнадцать. Она смеется, рассказывает, как они ездили с мамой в Париж и в Венецию, как она боялась сесть в гондолу.
Я сижу в гостях у Кати и её мамы Марины. Мы пьем чай из листьев смородины, едим пирог из ревеня. Папа Кати должен присоединиться позже.
— А куда ты ещё ездила?
— В Абхазию ездила, мамка меня любит, она всё для меня сделает, — Катя сияет, позирует на камеру, готова показать свою комнату.
В Катиной комнате идеальный порядок. Компьютер на пустом столе, почти по-монастырски аккуратная кровать, ни одной случайно оставленной вещи. И я вспоминаю, что Кате уже 27 лет.
***
Первый раз мы встретились с Катей в Charity Shop на Фадеева, где она работает раз в неделю.
— Добрый день, — говорю я. — Может быть вы подберете мне какое-нибудь платье?
Мы идем вдоль рядов с одеждой, Катя показывает на что-то очень красивое и очень маленькое:
— Если бы ты не была такой толстой, то тебе очень пошло бы вот это!
— Да, — говорю, — маловата обновка.
Управляющая магазином Маша объясняет мне, что обычно Катя не разговаривает с покупателями: она отпаривает, раскладывает вещи и развешивает их по цветам. Никто в магазине не против, чтобы Катя общалась с клиентами, но последние реагируют по-разному.
— Наши постоянные покупатели уже знают Катю, а новые бывают удивлены, — рассказывает Маша.
— Чему?
— Иногда Катя уделяет недостаточно внимания покупателям, а иногда — чрезмерное. Они могут заговорить с Катей, а та не отвечает или, наоборот, начинает настойчиво предлагать что-то. Она вообще очень приветливая и общительная, но это немного не то общение, которого ожидает обычный посетитель.
Маша — Катин ангел-хранитель. Она знает её тайны, даёт советы и утешает. Маша раньше работала с особенными детьми и это, конечно, помогает ей наладить контакт. Если Маши нет на работе, Катя может громко и долго расстраиваться, поэтому Машу всегда можно найти в пятницу в магазине. Она — фактор стабильности в мире Кати.
— А как вы поняли, что у Кати есть проблемы, — спрашиваю я у мамы, которая наблюдает за нашей прогулкой по магазину.
— Я видела, как она играет. Расставит по местам свою игрушечную кухню, всё разложит, а всех кукол и зайчиков — то есть всё, что может ассоциироваться с общением — откладывает. Сколько бы я ни предлагала наполнить её «кухню» жизнью, ничего не получалось. И мы пошли по врачам. Это было начало 1990-х и такого диагноза — аутизм — вообще не было. В результате нам поставили легкую степень олигофрении. Катя очень долго училась общаться даже с нами. И сейчас часто пишет записки: ей так проще о чем-то попросить.
Папа Кати уверен, что единственная настоящая проблема его дочери в том, что люди относятся к ней с предубеждением.
***
Программа трудоустройства людей из социально незащищенных групп фонда «Второе дыхание» даёт возможность поработать тем, кто в силу обстоятельств, вероятно, никогда не получит такого шанса в другом месте. Большинству подопечных ближе к тридцати, но они простодушны, как дети. Кто-то за стенами фонда пытается заняться «бизнесом»: например, купить телефон за 5 тысяч рублей, чтобы продать его за 3000. Почему в этом нет бизнеса — объяснить невозможно. Тут важен сам факт: купил–продал, то есть сделал то, что должен делать взрослый человек. Поэтому «взрослая жизнь», которую предлагает фонд и Charity Shop — самый безопасный способ исследовать окружающее пространство и не быть обманутым.
До Charity Shop Катя два года шила наволочки. Это была полноценная работа для людей с ограниченными возможностями. Надо было вставать утром, выходить из дома и ехать в ателье.
— Хозяйка этого ателье нам так нравилась, была очень милая, заботливая, — вспоминает Марина, — но мне Катя говорила, что я зря радуюсь, потому что всё совсем не так, как мне кажется. Она очень чувствует людей.
Однажды хозяйка ателье просто исчезла. Кате она осталась должна 112 тысяч.
Найди обычную работу девушка не смогла. Никто не рискнул взять настолько доверчивого человека, который отправляясь за рулоном скотча с 500 рублями в руках, отдаёт за сторублевую клейкую ленту всё без сдачи.
Поэтому мама Марина так ценит место, где её Катя работает сегодня. Если этой истории не будет, то Катя вновь окажется в замкнутом пространстве пусть даже такого прекрасного острова, на котором она живет с родителями.
***
Катя живет на острове.
Это место, где находятся шлюзы московского канала, построенные в начале 1930-х. ГЭС того же года выпуска и крохотный поселок в лесу, где остановилось время и можно снимать кино про довоенную жизнь.
Мама Кати — инженер-гидролог, папа — инженер соседней электростанции. Остров — режимный объект, где чужие не ходят и входные двери не закрывают на ключ. Характерные для сталинских построек двухэтажные дома — служебные квартиры, где живут только служащие Мосводоканала. Марина отвечает за безопасность сооружения уже 25 лет. Через год она собирается на пенсию.
Марина родилась в Узбекистане, потом с мамой переехала в Москву, а в 11 лет оказалась в детском доме. Девочка с огромными глазами и неправильным прикусом числилась в документах «домашним ребенком».
— Мне досталось и за прикус, и за то, что у меня когда-то был дом. Вот там я и научилась отвечать на любой наезд. Однажды мне устроили темную. Запихнули в пододеяльник и в десять рук колотили подушками. Я потом, когда все ушли, пошла, набрала жаб и червяков, разложила всем по кроватям. В какой-то момент меня оставили в покое, потому что себе дороже такое развлечение. Не знаю, хорошо ли это, но я превратилась в бойца. С мамой мы встретились только тогда, когда родилась Катя, но это не очень интересная история.
Ей, солдату этой бесконечной войны за счастье и безопасность дочери, и правда кажется, что это не очень важная история.
— Я после интерната работала в ателье, мы шили шторы, у нас было много знаменитых клиентов, а на этот остров пришла уборщицей. Я мыла тут всё с пяти до семи утра и за это мне дали квартиру. А потом попала в аварию и пока восстанавливалась потеряла работу в ателье. Зато осталась тут. И тут родилась Катя.
— А вы думаете, что будет, когда Катя останется одна?
— Да, я откладываю её пенсию и буду искать человека, который сможет ей помогать. Я понимаю, что мы не вечные, но пока время есть.
***
Уже вечером, в ожидании, когда закроют ворота шлюза и мы сможем перейти Москва-реку, чтобы вернуться в город, я спрашиваю Катю:
— У тебя есть планы на жизнь?
— Хочу бы поваром, люблю готовить.
— А ещё?
— А ещё хочу девочку, маленькую, а потом мальчика.
— А мужа?
— И мужа, но у меня мама и папа есть.